Микофаги
...край лотофагов, живущих одной лишь цветочною пищей...
В десятый же день мы приплыли
В край лотофагов, живущих одной лишь цветочною пищей.
(Одиссея, пер. В.Вересаева)
Переехав, сменив локацию и булочную сменив,
Он долго сидел на месте, ворочал булками, как пришибленный бегемот.
Слабости не показывая, но втихомолку дуя на вавку
Каждый день, выходя из автобуса в местный дикий восход,
Закуривая и примеривая облака на разрыв.
(Если долго присматриваться, в предутренние часы
Облака легко проверяются на разрыв шаблона и тут и там,
А когда случается обеденный перерыв,
Или в булочной ломается кассовый автомат, тогда,
Выбежав на улицу в неурочный час,
Можно увидеть, какого цвета изнанка неба.
Некоторые, впрочем, считают, что это прелесть, она же дорога в ад.)
Рамадан. Снега начали постепенно таять,
В булочной нестерпимо пах круассан,
Сладость или гадость? Каждый день Хеллоуин — достал.
Этому дал, этому дал, это мудал, этот вообще полный мудал,
Но и ему денег поневоле отдал. Закурил. Устал.
Впрочем, неважно. Нужно было найти место, где упадет
Пущенная в дневные заботы земного шара стрела.
Гипотетически, конечно. На самом деле
Он никакой не царевич, да и уехал практически в чем мать родила.
Работа в булочной помогла, но в глазах блондина-начальника он читал
Всю ту же изнанку, которую видел там,
На старом месте, в месяце Мухаррам.
(Никто не знает, сколько весен придется утащить у судьбы,
Весен, зим… — местное летоисчисление всегда
Прорастет через скрытый за пазухой засушенный календарь.
Чтобы новые корни сплелись с грибницей, и стало уже не жаль…
А некоторые врастают сразу. Зависть. Потому что сами грибы?)
После смены он начал бродить по городу,
Давая улицам новые имена. Вначале в шутку,
Потом увлекся, и из имен начала получаться его собственная страна.
И тогда, опять-таки на рассвете, он нашел ту недвижимость,
Тот кусочек реальной собственности, то бишь real estate,
Где грибница города синтезировала нужные феромоны,
Успокаивающие конкретно его и его переменчивые места.
Череда домов с заваленным горизонтом, но из двухсотлетнего кирпича,
Граффити на родном, возникший из ниоткуда дорожный знак —
Точно как в бывшем отчестве, так его перетак, и откуда он взялся,
Никто не знает. (Присмотритесь.
В любом городе, в любом месте может случиться так.)
Деревьям этим уже за полсотню лет.
То есть город выращивал, проявлял в себе это место зачем-то. Это харам?
У грибницы ответа нет, и не будет. Она не мыслит словами.
На заветном доме висел плакатик «продам»,
Словно выброшенный кем-то лотерейный билет.
Риэлтор озвучил сумму в два с половиной миллиона рублей.
Можно было не дергаться, отпустить странную мысль.
Но невыносимо хотелось выдохнуть. И вдохнуть. Чтобы помог Аллах
И соответствовать (хотя бы чуть-чуть)
Делами всему, чего хотелось в запахах и цветастых снах.
(Здесь история делает привычный задним умом монтаж.
Котенок кис-кис-кис несмело идет на ручки, хороший пацан.
Огненное колесо в небе включает форсаж и прет,
Ох как прет. Каждый апрель, когда микориза выходит из-под земли,
Ее запах — словно тот самый удушливый круассан.)
Он купил-таки это здание, уже зная, что устроит там автомойку.
В договоре покупки расписались вместе — он и его немножко беременная блондинка-жена.
Выйдя на улицу, он обнял ее, вдохнул и запах и цвет,
уже привычный и теплый, как пахнущий белым грибом цветастый плед,
И впервые ясно подумал: — Я пришел. Я больше никуда не иду.
Над ним в почти безоблачном небе рвался последний,
Меркнущий изнаночный след.
…
Его сына забрали в мобилизацию, в группу «Центр».
В две тысячи двадцать втором году.